Мария Плотникова: «Как же нам бабра не любить?»
Лекторий «Научные weekend`ы» посвятил очередную встречу, состоявшуюся 19 мая, понятию «иркутскость». Это не вполне грамотное слово стало модным совсем недавно, а описываемое им явление, по мнению автора лекции, руководителя лаборатории городского развития Международного института экономики и лингвистики ИГУ, кандидата исторических наук Марии Плотниковой, возникло очень давно.
Спорный бренд
Начать, разумеется, пришлось с бренда, разработанного для Иркутска иногородней компанией из Казани, название которой никто, почему-то, не помнит.
— «Тех, кто ждал бабра в рамочке, ждет разочарование», — процитировала Мария Плотникова ставшее знаменитым высказывание одного из разработчиков. — Почему иркутяне так держатся за бабра? Есть две версии. Первая состоит в том, что бабр — это символ нестандартного мышления горожан: никакого бабра в природе, как известно, не существует. Вторая — это символ торговли мехом, символ богатства горожан. Разработчики бренда взяли многие наши известные символы, в том числе наличники, взяли цвета города — голубой и зеленый, и увели их в неоновый оттенок, что придало некую космичность. Из того, что у нас есть в городе, мне очень нравится «Бабр бургер» — не сочтите за рекламу, но там все очень удачно сделано: они взяли то, что уже есть, и все бережно сохранили. В том числе тот бренд, который был разработан к 355-летию администрацией города, все наши знаковые здания и памятники. Мне кажется, что это лучше того, что придумала Казань.
Городское развитие Иркутска заметно шагнуло вперед в начале XIX века. В тот период центром города был район Московских ворот, а горожане воспринимали Иркутск как город-порт. Пристань на Ангаре в районе ворот была очень хорошо обустроена, шла активная перевозка грузов по Ангаре и Байкалу, и значительная часть жизни была сосредоточена в районе современной набережной — именно там старались строить свои дома и купцы, и мещане.
— Ворота — это яркий символ идентичности Иркутска, он нам очень хорошо подходит. В то время, когда мэром был Виктор Кондрашов, проводилось исследование и оно показало, что горожане очень четко идентифицируют Иркутск с воротами Байкала и им это нравится, — напомнила Мария Плотникова.
Второй символ и образ Иркутска — это окно, в первую очередь деревянное со знаменитыми наличниками. Прошлогодняя акция с массовой покраской наличников показала, что не всегда нужны огромные средства для реставрации деревянных памятников, иногда достаточно покрасить. Необустроенные резные окна, кстати, довольно точно передают наше отношение к самим себе: да, мы любим Иркутск, но относимся к нему довольно небрежно.
Особенность Иркутска проявилась в тот момент, когда граф Сперанский при проведении реформы городского управления предложил Иркутску четырех гласных. Иркутский купец Ксенофонт Сибиряков стал инициатором выступления городского купечества, которое требовало пять гласных — у купцов, которые должны были занять большую часть постов в городском самоуправлении, слишком много работы. Действительно, по положению конца XVIII века в иркутской думе было 20 человек — представители цехов (как правило неграмотные), представители двух городских районов и выбранные от домовладельцев, то есть в основном купцов и мещан. Купцов первой и второй гильдии было всего около 20 фамилий, зато петиции и прошения к верховной власти подписывали не менее 200 человек. Для города с населением 15 тысяч человек, из которых нужно вычесть женщин и детей, священников, чиновников и военных (которые не имели права участвовать в местных выборах) 200 политически активных граждан — достаточно много, по оценке Марии Плотниковой, — даже больше, чем в современной жизни. Правда, это означало, что всем им приходится так или иначе служить и по очереди избираться гласными, служить городу. Это тоже оказывало влияние на процесс формирования иркутского характера.
В Европейской части России работа в местных думах была не слишком популярна, в Иркутске же на пост гласного выстраивалась своеобразная очередь. Это объясняется тем, что в Восточной Сибири Иркутск был самым крупным городом и главным культурным центром. Точно такая же конкуренция возникала из-за поста городского головы: коренные купеческие фамилии первой гильдии занимали этот пост по очереди и крайне ревниво относились к попыткам иногородних занять этот пост. Иркутское купечество не стремилось перейти из второй и третей гильдии в первую, поскольку это означало увеличение налоговой нагрузки. Государству приходилось стимулировать «выход из тени» — торговать в Кяхте (главным образом чаем) могли торговать только купцы первой гильдии. При очередной переписи купцам очень настоятельно рекомендовали показать реальные обороты.
— И тут выяснилось, что Трапезниковы, у которых в обороте был миллион, показывали не более 50 тысяч. Многие купцы с большими оборотами утверждали, что оборота у них не более 10 тысяч, в собственности всего один дом, прибыли вообще нет. Зачем люди торговали — вроде непонятно. Многие прогрессивные авторы, в том числе Афанасий Щапов, писали, что иркутские купцы неграмотные, необразованные, стремятся к монополии. И историки это послушно переписывали. А когда посмотрели реальные данные, тут же и стало понятно: купцы даже второй и третьей гильдии были прекрасно образованы, умели считать и вести бизнес. Некоторые даже в своих записках жаловались, что крестьяне с торговыми лицензиями перебивают им бизнес и оказалось, что у некоторых крестьян действительно было по 10 тысяч оборота, — рассказала Мария Плотникова.
Фото с сайта www.gazetairkutsk.ru
Город с собственным капиталом
Торговля чаем через Кяхту действительно была очень прибыльной. Некоторые купцы привозили товар до Иркутска и перепродавали посредникам для продажи в Сибири, некоторые везли дальше на запад, самые предприимчивые довозили до Нижнего Новгорода с его знаменитой ярмаркой и Санкт-Петербурга. При этом Иркутская губерния далеко не всегда могла обеспечить себя собственным зерном и для решения этой проблемы купцы создали специальный хлебный «капитал» при городской думе. Были еще несколько «капиталов» (максимальное их количество доходило до 13), которые позволяли горожанам не платить личные налоги — вплоть до того момента, пока не была изменена налоговая система государства и налоги начали платить с недвижимости. Попытка очередного генерал-губернатора заставить думу показать все городские капиталы вылилась в долгую и конфликтную переписку, а когда в конце концов этот список был показан, это был документ на 20 листах.
Торговые особенности города приводили к тому, что летом Иркутск пустел — из 20-25 тысяч на торговлю чаем, заготовку омуля и пушнины уезжали до 6 тысяч человек. Торговля с Китаем, обставленная большим количеством сложностей, приводила к тому, что купцы, приказчики и даже крестьяне знали бухгалтерию, разбирались в отечественном и международном законодательстве, а при возникновении очередного чайного кризиса (когда китайцы начинали подделывать собственные знаменитые сорта) писали пространные и весьма интересные записки о возможных путях исправления дел. После того, как граф Сперанский провел свою знаменитую реформу и составил «Собрание законов Российской Империи», иркутская дума сразу же купила себе полный комплект за 20 рублей — это была большая сумма по тем временам, но знание законов позволяло использовать их в своих интересах.
— Как же не любить бабра, если наша меховая и чайная торговля позволяли многие десятилетия не платить налоги, а город мог расти и развиваться за счет вот таких капиталов? Купцы были настолько самостоятельны, что когда очередной губернатор попытался отнять пятого гласного городской думы, купцы собрались и написали такую петицию, что без пятого гласного вообще жить нельзя. В тот же самый период решался вопрос: где будет центр губернии — в Красноярске или Енисейске? Был выбран Красноярск, и хотя городские купцы понимали, что это приведет к большим нагрузкам, никаких петиций никто не писал и не возражал, — рассказала Мария Плотникова.
Енисейские купцы тоже копили при думе собственный капитал, но они вложили его в городской банк. Иркутский банк такого же типа содержал сиропитательный дом, а енисейский банк просто сгорел в 1868 году вместе с большей частью города. Вскоре после этого был запрещен проход через Енисейск рабочих с золотых приисков (а именно они оставляли в городе значительные суммы), город постепенно захирел и пришел в упадок. Многие енисейские купцы стали переезжать в Иркутск — в том числе и потому, что они вели чайную торговлю через Кяхту. Несколько типичных домов енисейских купцов до сих пор можно найти на улице Карла Либкнехта рядом с синагогой — очень похоже на обычный иркутский дом, но отличия заметны даже не для специалистов.
— Почему иркутяне не принимают новый бренд? Потому что нам нужна наша историчность. Есть там слоганы «включайся». Стою я среди наших деревянных домов и куда мне включиться? Многие элементы, которые нам предложили, разработчики просто украли. Вот пример брендов городов Германии: Карлсруэ, например, имел такую планировку, когда улицы расходились веером из одного центра и эта пирамидка у них встроена в логотип университета, в логотип городской библиотеки. Если бы нам предложили что-то похожее, связанное с окнами, было бы прекрасно, — завершила свой рассказ Мария Плотникова.
