Золотая осень с Матильдой Кшесинской
Сложно сказать с точки зрения киноискусства, но как зрителю мне фильм понравился. Собственно, вся эпопея вокруг «Матильды» породила определенные ожидания, причем не на 100 процентов позитивно-предвкушающие, а с примесью настороженности. Однако разочарования после просмотра не возникло — скорее, ожидания оправдались со знаком «плюс». Во всяком случае, не жалею, что посмотрел сам, и рекомендую всем.
Теперь оценки с привкусом истории. От «Матильды» возникает ощущение золотой осени (или, если угодно, уходящей натуры) огромного периода русской истории. К роскоши, монументальной пресыщенности и, в тоже время, нежной, утонченной красоты императорского двора примешивается ощущение грядущей катастрофы — пройдет совсем немного времени, и в лету канут тысячи и тысячи представителей тогдашней элиты, исчезнет целый уклад жизни, кардинально изменится шкала ценностей, мировоззрение, привычки. И лишь немногие (включая Малю Кшесинскую) успеют покинуть Россию, чтобы оказаться на чужбине, в эмиграции. Большинство же перестанет существовать в прямом смысле слова — физически, сгорит в пламени революции и гражданской войны. И вот это чувство «пышного природы увяданья», приближения колоссальных, безвозвратных потерь, близкого обвала, падения в пропасть сопутствует «Матильде» с первой до последней минуты.
Император Александр III (Сергей Гармаш) и Матильда Кшесинская (Михалина Ольшанская)
А вот насчет кампании «Запретить показ!» недоумение только окрепло. В фильме решительно нет опошляющих, «клюквенных» сцен, да и весь контекст выдержан в духе классической, даже слегка возвышенной мелодрамы. Да, есть чуть-чуть «перчика» (но именно чуть-чуть, «самую малость»). Да, некоторые линии сюжета драматизируют и демонизируют относительно рутинную, даже скучную быль, делают из мухи слона — речь, например, о замысловато-изысканных кознях охранного отделения против главной героини. Но это в обычных, классических рамках художественного вымысла, не более того. Да и спецэффектов в эффектном фильме сравнительно немного. Режиссер Алексей Учитель все же не стал гнаться за столь модными сейчас сценами из жанра фильмов-боевиков (триллеров, фэнтэзи и т.п.), хотя это и обернулось предсказуемым равнодушием значительной части молодой аудитории и, соответственно, кассовыми потерями. С коммерческой точки зрения «Матильда» все же чересчур серьезна, недостаточно легкомысленна.
Образ Николая II вполне соответствует многочисленным свидетельствам эпохи. Но, главное в том, что российский самодержец — это не истукан, не монстр, не живая мумия, а человек с его страстями, метаниями, переживаниями. И хотя лишенный цельности характер Николая Александровича куда слабее, чем у его отца, но вот эта человечность, ранимость сама по себе вызывает симпатии, сопереживания, а не отвращает, не порождает иронию или насмешки. И это дополнительный минус Наталье Поклонской и ее «духовному войску»: какого царя они пытаются навязать всему народу, да еще и в ауре православия? Они что — хотят видеть таким и всё общество? Уж лучше омут любви Мали и Ники, чем «обструганный» святой, чуждый всему земному. Хотя, конечно, тяжесть государева бремени для Николая Александровича (а это обстоятельство великолепно отражено в «Матильде») — тема даже не драмы, а трагедии. Вот о чем бы поговорить-поспорить, но адептам Поклонской, очевидно, не до этого.
Цесаревич Николай (Ларс Айдингер) и принцесса Алиса Гессенская (Луиза Вольфрам)
Вот такое кино. Кино, в котором простонародью отведено совсем немного места. Речь о подданных (если исключить тревоги Александра III) заходит только в связи с давкой на Ходынском поле в день коронации цесаревича. Подарок с полуфунтом колбасы как символ вожделения, как причина гибели тысяч людей — что может быть пронзительней для облика России, неизбежно пришедшей к 1917 году. И — Учитель опять попадает в «десятку» — ощущений и в России нынешней. Личная жизнь самодержца — это, конечно, интересная, волнующая тема, но когда любовный роман, да пусть даже и заботы примерного семьянина важнее чувства монаршего долга перед огромной страной, то трагедия столетней давности становится понятной, более того — закономерной, неотвратимой. «Матильда» ведь, если подумать, об этом тоже…
Юрий Пронин для ИА «Альтаир»
