Мусорная монополия: интервью БАБРа с Артемом Мищенко. Часть первая
БАБР возвращается к животрепещущей мусорной теме. О всех аспектах начавшейся реформы (или обычного передела рынка?) мы поговорили с Артемом Мищенко, главным лицом регионального мусорного оператора в зоне «Юг» Иркутской области.
Бабр:
— Имеет ли «РТ-НЭО Иркутск» (региональный мусорный оператор) какие-либо отношения с госкорпорацией «Ростех»?
Артем Мищенко:
У нас 51% находится в федеральной «РТ Национальный экологический оператор», дочке «Ростеха». Причина простая: мы когда заходили в этот бизнес, еще при Ерощенко (бывшем губернаторе Иркутской области — здесь и далее прим. редакции), он нам сказал: «Забирайте все, что хотите». Эта реформа, она меняет всю картину бизнеса, и ты или за бортом оказываешься или встраиваешься в эту систему. Мы тогда продали 51% своей фирмы «Ростеху».
— При определении регионального оператора для Иркутской области этот вопрос решался на уровне «Ростеха»?
Да никак не решался, желающих не было. Мы пришли к некоему соглашению, которое всех устраивало, остальные игроки просто не потянули бы такой объем. У нас единственные конкуренты были — «ЭкоАльянс» Игоря Алексеева, — но они потом ушли у Бурятию. Конкурс под нас никто не делал, мы думали, что кто-то еще заявится, но нет.
Мы с «Ростехом» прорабатывали сценарий, что зайдем еще в два региона (Омск, Приморье), но потом мы решили, что надо в одном регионе понять, что это такое, потому что у нас рисков гораздо больше, чем чего-либо другого. Пока что мы генерируем убытков около 80 миллионов рублей в месяц.
— Единый оператор задумывался, как монополист, с которым все местные игроки заключают договоры субподряда, таким образом, деньги аккумулируются у оператора, а вы говорите, что у вас каждый месяц убытки. Получается, весь мусорный бизнес убыточный?
Не убыточный. Да, по кассовому методу у нас убытки 80 миллионов выпадает, но с точки зрения рентабельности все интересней, пока мы не может точно понять, какая она у нас. Сейчас схема на стадии создания базы: раньше не было данных по потребителям, сейчас Управляющие компании переголосуют и мы напрямую выходим на жильцов, мы формируем реестр жителей; раньше сельские жители вообще не платили; по юрлицам тоже подход принципиально иной, чем раньше. У нас сейчас 200 тысяч контрагентов в области, как у «Иркутскэнерго», и со всеми надо заключить договора.
— Какая сумма за перевозку мусора заложена в тарифе? И сколько из этих денег получают субподрядчики?
В тарифе: 1 400 рублей за транспортировку тонны мусора. У субподрядчиков в договорах прописаны разные суммы в зависимости от территории, у нас есть договоры от 2 500 рублей за тонну до 850 рублей, и те территории, где 850 рублей условно субсидирует убыточные районы, где нет альтернативы и тариф высокий. Средняя цена по больнице у нас превышает 1 400 рублей, то есть себестоимость транспортировки отрицательная, поэтому перевозчиков с высоким тарифом мы убираем, они у нас стоят на замену. Если у перевозчика цена выше норматива, мы заводим туда своих людей.
— А другие люди остаются без работы. Есть много муниципалитетов, где, допустим, есть свой крупный перевозчик и он заявляет вам тариф выше норматива. Вы его отодвигаете. Откуда в таком случае у вас возьмутся люди, техника и так далее?
Мы во-первых покупаем технику, завозим. Самый просто пример — Слюдянка. Нам перевозчик выставляет объем мусора больше, чем город Саянск. Мы проверяет, там в реальности объемы в два с половиной раза меньше, чем заявлено, и схема интересная — мусор возит МУП, а счет выставляет фирма, где директор тот же человек, что и в МУПе. Мы ему говорим: «Все, отдыхай, наша техника заходит».
— Война не начнется? Представьте, весь этот МУП он остался без денег, без работы. У вас же машины будут жечь.
Мы это уже проходили, никто ничего не будет жечь. Мы уже меняли кое-где перевозчика, в Саянске например.
— Другой вариант — фирме, которую вы отодвинули от перевозок, принадлежит полигон ТБО. На этой почве конфликта не возникает?
У нас монополия, они не имеют право не принимать наш мусор. Тариф на утилизацию устанавливает Служба по тарифам, они обязаны забирать мусор. Иначе их просто можно лишить лицензии, или ввести режим ЧС — не вывоз мусора это тема тяжелая.
— В любом случае, у вас политика нулевой терпимости — или работает с нами по тем тарифам, которые нас устраивают, или идете нафиг. Разве не так?
Я отчасти согласен, но схема тут комбинированная. Мы все-таки адекватно ведем переговоры с субподрядчиками, если они нам выставляют какие-то цифры и объемы, которые сильно отличаются от средней по больнице, мы их отодвигаем. Потому что в конечном итоге за все платит население.
— Но тариф утвержден и все платят одинаково. Получается, это чисто ваши внутренние разборки с подрядчиками в рамках монополизации рынка.
Тариф утвержден только на этот год, потом мы можем его поменять. Но еще важный момент: если мы вылезаем за рамки тарифа по работе с субподрядчиком, то у нас образуются выпадающие доходы. Кто нам это возместит? Два варианта: или государство или население.
— Есть вариант, как с «Байкальской пассажирской компанией» (дочка «РДЖ»), которая каждый год по 700-800 миллионов получает из бюджета региона. Что мешает так же гасить выпадающие доходы мусорного оператора?
Насколько я знаю, никто ничего нам не готов компенсировать. Субсидирование тарифа из бюджета сейчас не рассматривается.
— Сколько субподрядчиков работает с регоператором в зоне «Юг»? И сколько из них аффилированны с вашими структурами?
14 подрядчиков, из них наши — 4 или 5. Они аффилированны не с оператором, а с нашим частным мусорным бизнесом, который существует отдельно. «РТ-НЭО» это оператор, а вывоз и размещение мусора это наш бизнес, он внутри схемы.
— Ваш бизнес — это ООО «ИТК», единый транспортный оператора, где учредитель ваш партнер Вадим Логунов?
Да. Мы по закону должны были объявить конкурс, чтобы у нас был транспортный подрядчик, с которым работают субподрядчики. На конкурс, кроме нашей фирмы, никто не заявился. «ИТК» работает на таких же условиях, что и все остальные. «ИТК» отвечает за всю зону «Юг».
— Вы как бы разводите бизнес регоператора и ваш бизнес по транспортировке мусора и обслуживанию полигонов. Но в реальности монополизация идет с двух концов: государство учреждает монополию через единого оператора, а снизу, на уровне подрядчиков вы поглощаете и убираете конкурентов, пользуясь доминирующим положением.
Я этого и не скрываю, сама схема создает монополию. Неправильная логика законодателя была в том, что якобы появится единый оператор и с ним на конкурентной основе будут заключать договоры местные игроки, понижая тариф. Нет такого. В теории мы можем, как головная контора, вообще никому ничего не отдавать, возить, закупать технику, работая напрямую. Но я не хочу убивать рынок, потому что тогда мы не сможем сами себя контролировать, адекватно определять тариф для своих же компаний. Мы в городе Иркутске имеем только 10%, все осталось у местных, потому что у них деятельность выстроена и мы туда не лезем, хотя самым логично было в первую очередь захапать Иркутск и всех здесь зачистить.
— Про Иркутск уточним — вы заключили договор со «Спецавтохозяйством»? Какой у них тариф?
Для них цена 1 200 за тонну, но постепенно поднимаем, потому что она реально низкая. Тариф будем поднимать.
— Региональный оператор, как юрлицо, зарегистрирован в Белгороде — почему? Куда вы платите налог на прибыль?
Сейчас мы в Белгороде, но скоро должны перейти в Ангарск, это вопрос нескольких недель. Там такой налог на прибыль, что его никто не почувствует. У нас основной налог — это НДС. От него нас пока никто не освободил.
Продолжение следует.
