Наши люди. Военные дороги Владимира Брича
В апреле Владимир Петрович Брич отметил 60-летие. В определенных кругах он, несомненно, человек достаточно известный. С 2006 года является членом боевого братства России. Возглавляет Ассоциацию Воинов–Интернационалистов города Тайшета и Тайшетского района. Член Общественного совета города. Четвертый раз избран депутатом городской Думы. В настоящее время работает ведущим специалистом охраны труда в Тайшетском вагонном ремонтном депо, имеет многочисленные знаки отличия за выполнение интернационального долга.
Накануне юбилея мы встретились с ним. Это был непростой разговор. Шестьдесят лет – серьезная веха в жизни человека, солидный отрезок пройденного пути, а если ещё сюда вклинилась война…
– Действительно, мне уже не двадцать, не тридцать, и даже не пятьдесят. Время быстротечно. Когда человеку перевалило за сорок, он начинает иначе воспринимать события многолетней давности, мировоззрение совсем другое. Пройдя через жестокость, кровь, боль, мыслишь другими категориями, и эти тяжелые воспоминания сопровождают тебя всю жизнь, неотступно следуют рядышком. От них не отмахнёшься, не спрячешь в коробочку и не перевяжешь розовой ленточкой.
– Как начался ваш путь в Афганистан?
Тайшет24 в соцсети ВКонтакте
– Как и для многих моих ровесников одинаково: с призыва в Советскую армию. Закончил Тайшеткое ГПТУ-16, получил диплом водителя-автослесаря, и сразу призвали. Нас готовили на службу в погранзаставу. А потом перебросили под Москву, в Кантемировскую дивизию, в артиллерийское учебное подразделение, где серьёзно и основательно учили новой технике.
У меня память завидная, мозги работали, хорошо считал, а цифр надо было запоминать много. Новые знания и навыки получал с интересом. После полугода учёбы присвоили звание младшего сержанта. Это был 1979 год. По распределению одни уехали в Германию, другие – на Кубу. А нас, изучавших секретное оружие, перебросили в Киев, в военный округ.
Через полтора месяца подняли по тревоге и перекинули в Белую Церковь, меня – командиром орудия. Начались учения, отстрелялись на «отлично», всем объявили благодарность и дали отпуск с выездом на родину. Но радовались мы преждевременно. Приехал замполит и объявил, что надо помочь братскому афганскому народу.
– Но вы хоть осознавали, в какое пекло отправляетесь?
– Позже стало ясно, что мы одними из первых в составе ограниченного контингента Советских войск входили на территорию соседнего государства.
Осознание пришло, когда командир полка выстроил нас на плацу и сказал: ребята, нам не нужны Александры Матросовы, но действовать надо так, чтобы не запятнать честь советского мундира, вы едете выполнять интернациональный долг.
На взлетной полосе выгрузили ящики с патронами и скомандовали: заряжайтесь, кто, сколько желает, там может не хватить. А до этого нам выдавали по три патрона… И вот здесь картина стала проясняться. Полк загрузили в три военно-транспортных самолёта, и ровно через три часа мы были в Афганистане, аэропорт Баграм, где находилась перевалочная база. Затем перебросили в Кабул на охрану правительства. Шёл январь 1980 года.
В Кабул приехали вечером, когда уже смеркалось. Голое экспериментальное поле, апельсины растут.
Нас было 180 человек. Занимались охраной Дома правительства. Стояли на оборонительных рубежах. Помню, 19 февраля пошли такие мятежи, началась такая жутковая психологическая атака со стороны местного населения. Пятеро суток почти не спали…
Из нашего взвода мы никого не потеряли, но раненые были. А вот в соседнем взводе погибали — война всё-таки. Когда началась Олимпиада, ой, как было «весело»! Постоянные провокации со стороны душманов. Только с одной операции вернемся, переодеваемся — и опять в рейды. Круглосуточно начеку, автомат всегда при себе.
Охраняли подстанции, мосты, дороги, перевалы. Ходили в рейды по кишлакам с целью зачистки территорий от бандформирований. Были и крупные операции с привлечением авиации.
Кругом горы, скалистая земля, укрыться негде, субтропическая зона, жара, сухой воздух. Заехали в пилоточке, как только февраль начался, солнышко палило по сумасшедшему. Помню, стоял на посту 23 февраля, так пригрело, что через час стало невмоготу, покачивало, ведро воды на себя вылил.
В марте кожа просто лохмотьями слезала. Потом нам привезли шаровары, гимнастёрки с распахнутыми воротниками, панамы.
Родителям писал: здесь красиво, всё хорошо, апельсины растут, обезьяна в палатке вместе с нами живёт.
В январе 1980-го зашёл в Афганистан, второго июля был на операции, повредил колено. Пролежал в Кабуле две недели, маленько подшаманили, на носилки, в самолёт и в Ташкент на лечение. Серьезное повреждение коленного сустава. При росте 180 весил 54 килограмма. Дважды перенёс гепатит. Артрит начался. Пять месяцев в госпитале. Не хочу об этом вспоминать… Родители ко мне сюда приезжали. На шестой месяц отправили домой, комиссовать хотели. Отказался.
– А что вами тогда руководило?
– Инвалид в двадцать лет с пенсией в тридцать рублей? Как жить на эти деньги? Кому я нужен? Куда пойду? Я им сказал: не дождетесь! Отказался, и опять вернулся туда. Я когда прибыл, комбат: «Ты что, сумасшедший?». А у меня особого выбора не было. И я ещё до июля здесь дослуживал.
Это не бравада, Афган научил по-настоящему ценить жизнь, дружбу, обнажил такие высокие человеческие качества, как долг и ответственность. Там, в экстремальных условиях, где граница проходила между жизнью и смертью, всё по-другому воспринимается. Так что я не один такой. Лёгкое ранение в руку было у парня, тоже вернулся назад, комбат после лечения приехал.
– С местным населением общались? Как к вам относились?
– Мы быстро, оперативно нашли общий язык с пацанами лет восьми-десяти, хотя нельзя этого было делать, руководство не поощряло. Стоишь на позиции, подходят, спрашивают по-английски, как твоё имя? Эту фразу мы из школьной программы помнили, да и переводчик во взводе был. У них по лунному календарю шёл 1359 год, страна бедная, хотя два урожая пшеницы снимают, горы кругом, ребятишек много, семьи большие, кормить чем-то надо. Другой раз они нам сигареты приносили, фрукты, мы им – галеты, сапоги, ботинки, кое-что из оставшейся одежды.
– Для поддержания морального духа и патриотического настроя артисты к вам приезжали?
– В 1980 году с вокально-инструментальным ансамблем «Время» выступал Иосиф Кобзон. Ну, голосище, я вам скажу! Охраняли, конечно, серьёзно, стоял двойной горный караул, площадку обтянули маскировочной сеткой.
– Владимир Петрович, как сложилась ваша жизнь после армии? Тяжело проходила адаптация?
– Вы не представляете, как я благодарен судьбе! Конечно, родителям, тогда ещё живы были папа и мама, моим друзьям. Отец кремень был, самый старший в семье, вся родова на нём держалась, он меня многому научил.
Я усиленно работал над собой, занимался аутотренингом. А сколько перечитал литературы, сколько всего перепробовал, какие только упражнения не делал! Ходил в спортзал, ездил на соревнования, играл в волейбол, бегал, катался на лыжах. Физически восстановился в течение пяти лет, хромоты удалось избежать.
Пытался сначала поступить учиться в Новосибирск, не прошёл по конкурсу, полтора балла не хватило. Какие льготы военнослужащим? О чём вы? Афганцы в то время не котировались. Подписка о неразглашении на пять лет – вот что мы тогда, в 1981-м, имели.
Из Иркутской области 33 человека не вернулись из афганской войны, в том числе трое из Бирюсинска: Виктор Забобонин, Олег Шушкевич, Сергей Журавлёв. Бедный, бедный Бирюсинск! Серёга – дальний родственник, я только через четыре года узнал, что он был ТАМ.
После армии устроился водителем на предприятие материально-технического снабжения. Женился, появился ребёнок, зарплата небольшая. Пошёл на городскую автобазу № 1503, работал на КрАЗе, отсыпали дорогу в Джогино, Алзамае, в Чуне.
Поступил в Братский индустриальный институт, перевёлся в отдел капитального строительства управления сельского хозяйства. Там проходило моё становление как инженера, занимался комплектацией оборудования всего района. Строили дома, школы, зерноплощадки, сушилки, мехтока, машинные дворы. Объектов было много – 28 хозяйств, постоянно в разъездах.
Потом работал в ЗАО «Сибкомцентр», в ОАО «РосТелеком». Последние несколько лет связан с железной дорогой. Я человек общительный, не конфликтный, стараюсь любыми способами обходить острые углы, договариваться.
– Владимир Петрович, но не у всех, вернувшихся из горячих точек, так благополучно сложилась жизнь. Знаю не понаслышке, не только из телевизионных передач. У моей коллеги в Красноярске сын опустился на такое дно, что уже не смог подняться, ушёл в сорок лет, хотя родители приложили максимум сил и средств.
– Я возглавил Ассоциацию афганцев более двадцати лет назад, тогда нас было 54, сегодня – 42. Много ребят лежит на кладбище, не сумели они найти себя, адаптироваться к мирной жизни, не хватило им тёплых отношений со стороны окружающих. Одних притянул криминал, других – алкоголь. Хорошо, что у меня тогда мозги сработали: не опускать руки, держаться, стоять! Попал в один нормальный коллектив, в другой, где люди серьезные, с твердой закалкой.
Реабилитация ребятам требовалась. Иной подходил: «Петрович, помоги, башку капитально рвёт». Я-то их хорошо понимаю, война – тяжелое испытание. Вернулись с искалеченной душой и телом. Им бы вовремя хорошего психолога.
Вот один случай: человек, имея орден Красной Звезды, золотые руки, парень-рубаха, не нашёл себя, ушёл преждевременно.
Я в своё время ходил к Анатолию Адамовичу Зелезинскому, царство ему небесное, разговаривал с Мариной Владимировной Лазаревой: обратите внимание, уже возвращаются ребята из Чечни.
Наталья Ивановна, она у нас, в Ассоциации, секретарём была, большой души человек, в Кабульском госпитале работала операционной сестрой, а здесь – в железнодорожной поликлинике. Девчонки самостоятельно обучились психологическим тестам, ребятам здорово помогали. Недавно ушла из жизни.
Лежат наши ребята в Тайшете, Юртах, Бирюсинске, Соляной, Алзамае. Мы всех их помним, с родственниками поддерживаем связь, ездим на кладбище. Жалко их, слёзы наворачиваются, в таких местах побывали, а здесь, дома, потерялись, сломались.
Пересекаемся, встречаемся, сидим за столом, начинаем разговор – ком в горле, слёзы наворачиваются, рассказать о себе не могут, у каждого свой Афган, своя боль в душе. Да и не любят они особо «якать». Мы не вспоминаем об этой войне, мы живём этим всю жизнь.
Серёжка Костевич из Бирюсинска, в морфлоте служил, наш земляк. Спрашиваю: «А тебя-то как туда занесло?». Оказывается, стояли они на реке Амур-Дарье, морякам тоже досталось. С нами несколько раз на встрече бывал, говорить не может, слезы душат. Стараюсь, чтобы меньше было острых воспоминаний.
Война в каждом из нас прочно сидит. Я только лет через десять более-менее спокойно спать начал. Как-то ночевал в доме, собака из будки тявкнула, я машинально хватаюсь за «автомат», руки помнят отработанные движения. Только дверь скрипнула – глаза открылись. Инстинкт самосохранения живёт.
Я к военной системе отношусь с уважением: здесь порядок, дисциплина, обостренное чувство ответственности. С интересом смотрю телевизионный канал «Победа».
– Чем занимаются ваши дети?
– Ольга окончила Московскую консерваторию имени Шнитке, работает в музыкальной школе, Наташа, младшая, юрист. Сейчас у них свое небольшое семейное дело. Четверо внуков – они доставляют радость и придают сил.
– Статус пенсионера уже получили?
– Пошёл со всеми документами в соответствующее учреждение, а мне открытым текстом: про армию забудь. В трудовой стаж служба не засчитывается. Вот как к нам, участникам боевых действий, относится государство. Мы не на курортах отдыхали, выполняли интернациональный долг, защищали южные границы нашей Родины. А мне говорят: забудьте.
Не забывается!!!
